С каждым годом в России увеличивается количество детей, родившихся после экстракорпорального оплодотворения. Выражение «дети из пробирки» подчеркивает искусственность процесса зачатия, который, как считают медики, был и остается естественным — неподвластным влиянию извне. В силах медицины лишь тестировать уже зародившуюся жизнь, и здесь технологии всё время развиваются. В частности, совершенствуются методы преимплантационного генетического тестирования (ПГТ) — возможности перед подсадкой эмбриона проверить его на наличие генетических заболеваний. Как проводят ПГТ в России, а также почему вид эмбриона не говорит о его здоровье в интервью «Известиям» рассказал президент Российской ассоциации репродукции человека, гендиректор Международного центра репродуктивной медицины доктор медицинских наук Владислав Корсак.

— Владислав Станиславович, неужели у эмбриона, который состоит всего из восьми клеток, перед подсадкой в матку можно что-то взять на анализ?

— Именно так. Для проведения ПГТ можно забрать одну клеточку у трехдневного эмбриона, а можно взять пять клеток из трофэктодермы пятидневного. Трофэктодерма — это поверхностный слой бластоцисты — шарика, состоящего из нескольких десятков клеток. Так выглядит эмбрион перед прикреплением к стенке матки.

— У эмбриона, который состоит всего из восьми клеток, вы отщипываете одну. Это не сказывается на развитии?

— Никак не сказывается. Это подтверждается научными исследованиями и тридцатилетним опытом применения этого метода в мировой клинической практике. Эмбрион на этой стадии развития «не замечает» такой утраты. Кроме того, он еще может потом сам разделиться на два — так появляются абсолютно похожие друг на друга близнецы. Это так называемые однояйцевые близнецы, развившиеся из одной оплодотворенной сперматозоидом яйцеклетки.

— А на этапе забора клеточек для исследования не может что-то произойти с самим эмбрионом?

— Это очень важный этап. Качество биопсии — это руки, навыки и опыт эмбриолога. У нас в центре работают эмбриологи чрезвычайно высокой квалификации, 25 лет мы в этой теме. Одна или четыре-пять клеток! Их же еще нужно отделить и извлечь! Да так, чтобы не повредить! Сделать «чисто», чтобы не произошла контаминация — смешение с чужой ДНК. Это высочайшее искусство и тщательнейшее соблюдение мельчайших деталей в организации процесса.

— А по этой единственной клеточке уже можно узнать пол будущего ребенка?

— Да. Там уже всё «записано». В процессе подготовки к оплодотворению с половыми клетками происходят «волшебные превращения». Зрелые сперматозоид и яйцеклетка содержат в себе половину хромосом (гаплоидный набор). При их слиянии получается полный (диплоидный) набор, необходимый для формирования генома эмбриона. Отвечающие за пол хромосомы у всех яйцеклеток только Х, а у сперматозоидов разные — у одних X, а у других Y. Впустит к себе яйцеклетка носителя Х — будет девочка, а если Y — мальчик. Каким образом яйцеклетка выбирает одного из тысяч облепивших ее сперматозоидов, неизвестно. Как одному сперматозоиду удается убедить яйцеклетку, что он «то, что надо», — тоже тайна.

— Неужели яйцеклетка действительно выбирает сперматозоид?

— В естественном процессе выбрасывается примерно 20 млн сперматозоидов в 1 мл эякулята. А в 5 мл — 100 млн сперматозоидов. Попадая во влагалище, они еще не способны к оплодотворению. Потом, проходя путь через шеечный канал, через слизь, двигаясь по полости матки, они проходят перестройку, которая называется капацитацией. В результате этого «бега» они приобретают способность к оплодотворению. Потом они окружают яйцеклетку и прилепляются к ней. В условиях лаборатории для оплодотворения одной яйцеклетки нам нужно 10 000 сперматозоидов.

— Зачем так много?

— Меньшее количество не справится с созданием особых условий. Маленькие сперматозоиды прикрепляются к большой яйцеклетке, и дальше начинается совместная борьба за то, чтобы один из них мог бы проникнуть. У каждого сперматозоида есть на голове «шапочка», которая называется акросома. Эта «шапочка» распадается, и из нее выливается фермент, влияющий на состояние оболочки яйцеклетки. Тогда оболочка становится способной пропустить одного сперматозоида под влиянием этой многотысячной толпы. Если этого фермента мало, яйцеклетка не примет никого. Когда же перестройки в оболочке произошли, она пропустит лишь один сперматозоид. Если проникнет два — яйцеклетка откажется оплодотворяться.

— Но можно же просто взять одного в иглу и ввести его в яйцеклетку?

— Можно. Есть такая методика оплодотворения. Она называется инъекция сперматозоида в цитоплазму яйцеклетки (ИКСИ). Внешних различий — «половых признаков» — у сперматозоидов нет. Какую половую хромосому он несет — Х или Y, неизвестно. Однако, как только геном сформировался и эмбрион начал дробиться — определить, женский или мужской набор у него, по содержимому одной клетки уже возможно.

— И та же самая клетка из восьмиклеточного эмбриона может дать точную информацию о болезнях будущего ребенка? Генетики знают всё?

— Это не совсем так. Бывает, что обнаруженный на ранней стадии дефект в наборе хромосом устраняется природой во время внутриутробного развития, и ребенок рождается здоровым. Несмотря на то что сегодня мы можем «рассмотреть» все до одной хромосомы, выявленные отклонения всё равно не могут быть интерпретированы со 100-процентной уверенностью. Это будут вероятностные оценки.

— Генетических заболеваний больше 6 тыс. Неужели все из них определяются с помощью ПГТ?

— Да. Только их довольно трудно найти. Особенно это касается так называемых моногенных заболеваний. Без предварительного определения родительской патологии мы вообще не сможем найти эту болезнь. Сначала мы проводим скрининг у родителей, потом изготавливается чип, он вкладывается в машину. А дальше по образцу ищется такая же патология в генетическом наборе у эмбриона. Геном — это 3 млрд букв. Это колоссальный объем информации. Конечно, успех этого исследования зависит также от квалификации цитогенетика, который оценивает данные. ПГТ — это очень дорогой анализ. Развитие методик и аппаратного обеспечения идет стремительно. Обновления в этой области происходят каждый год. Сегодня за один рабочий цикл машина одномоментно совершает анализ материала как минимум от 24 эмбрионов. Поэтому с экономических позиций включение оборудования целесообразно при «полной загрузке», а это возможно при наличии образцов от нескольких пациентов. Такая «кооперация» снижает стоимость анализа.

— Лаборатория с оборудованием находится в России?

— Конечно. Я говорю о нашей Санкт-Петербургской лаборатории, которая специализируется на геномных исследованиях. Постепенно из центров вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) диагностика уходит в лаборатории. И это стало возможно, потому что появилась криоконсервация эмбрионов. Это уже не научный эксперимент, а практика.

— Я знаю, что многие клиники ЭКО в Москве направляют эмбрионы в США для проведения ПГТ, ссылаясь на то, что в России таких лабораторий нет…

— Это неправда. Причем во многих случаях у нас дешевле.

— Сколько бывает в хорошем случае у женщины яйцеклеток для ЭКО?

— Считается хорошим ответом яичника, когда получается 15 яйцеклеток после стимуляции. Отлично, если из них оплодотворится 10–12. Из 10 будет уверенно развиваться семь. И тогда уже можно делать диагностику. И важно помнить: внешний вид эмбриона и темп его дробления не отражают состояние генома.

— Ну это вроде понятно. Ведь внешний вид человека тоже далеко не всегда отражает, болен он или нет.

— Не так уж это и понятно. Сейчас вот появилась новая технология Time Lapse Image — это видеонаблюдение за тем, как развивается эмбрион. В результате в руки эмбриологу попадает видеозапись. На нее смотрят и говорят: «Вот этот эмбрион так хорошо развивается, он такой замечательный!» И вот сейчас уже абсолютно ясно, что судить по тому, как развивается эмбрион, о его генетическом здоровье нельзя. Мы переносим «красивый» хорошо развивающийся эмбрион — «кровь с молоком», — беременности нет. Переносим «вяленький, слабенький» — беременность. Я знаю одного красивого 20-летнего молодого человека, атлетического телосложения, ростом 188 см с момента его зачатия. Имею возможность с ним время от времени встречаться. У его мамы была получена одна яйцеклетка, эмбрион еле-еле дробился. Перенесли на вторые сутки, так как очень за него боялись… То есть никаких прогнозов на судьбу человеческую мы сделать не можем.

Несведущие люди говорят, что мы занимаемся искусственным оплодотворением. Его не существует. Всё, чего современная наука и практика достигли, — это создание комфортных условий для встречи яйцеклетки со сперматозоидами. Также мы можем помочь сперматозоиду попасть в яйцеклетку вне организма, обеспечить развитие эмбриона в течение 5–6 дней. К формированию женского и мужского гаплоидного набора хромосом, к объединению их в диплоидный, к формированию генома эмбриона и его дроблению, то есть к процессам зачатия новой жизни, ни врачи, ни эмбриологи отношения не имеют. Другими словами, к Божьему делу у людей по-прежнему доступа нет. Оплодотворение всегда естественное. Как и дети.